Госдума собралась ввести новый праздник – 31 марта, день взятия Парижа русскими войсками в 1814 году. Начинание, конечно, хорошее, но и оно нуждается в некоторых уточнениях. Если отмечать победу над Наполеоном, то делать это надо все же несколько позже – 6 апреля, т.е. в день, когда император французов отрекся от престола и была окончена война. В конце концов, ведь и День Победы мы празднуем 9 мая, а не 2-го, когда был взят Берлин. А кроме того, с Парижем связаны и ещё кое-какие детали…
Краткосрочная кампания 1814 года вовсе не была «военной прогулкой», которую описывает в своих книгах Валентин Пикуль. Военные историки оценивают первые три месяца 1814 года как «последнюю вспышку» военного гения Бонапарта, а неделю с 9 по 14 февраля даже окрестили «шестидневной войной». Название, что и говорить, лестное: за это время Наполеон сумел разбить почти вдвое превосходившую его по численности русско-прусскую армию Блюхера.
Эффект от этого был таким, что союз монархов Европы даже предложил было Наполеону мир на условиях возвращения Франции к границам 1789 года. Но Бонапарт ответил отказом, что можно было бы считать безумием; наспех набранная армия французских новобранцев почти втрое уступала по численности войскам коалиции.
Но у Наполеона возник новый план – «проскочить» между большими, но медленно двигающимися армиями австрийцев и прусскаков и пройтись маршем по северо-восточным районам Франции, присоединяя к себе гарнизоны осаждённых французских крепостей. Император вполне мог рассчитывать на то, что союзники, ошарашенные появлением французских войск в своем тылу кинутся «ловить» его армию и будут по очереди разбиты из-за несогласованности своих действий. План этот был авантюрой, но Наполеону часто удавались авантюры. Могла проскочить и еще одна.
Когда обнаружилось продвижение французской армии «в стык» между австрийцами и пруссаками, в ставке русского императора Александра 24 марта собрался военный совет с единственным вопросом в повестке дня: «Что делать? Идти ли вслед за Наполеоном или двигаться на Париж?»
Барклай-де-Толли требовал преследовать корсиканца, генерал-квартирмейстер Карл Толь предпочитал идти на Париж, остальные сомневались. И тут Александр, обычно твердостью в решениях не отличавшийся, проявил характер — он приказал наступать на столицу Франции.
Это, строго говоря, было шагом рискованным. Главные силы Наполеона находились в четырех дневных переходах от Парижа, в самой французской столице было до 40 тысяч войск (из которых, впрочем, 25 тысяч приходилось на части национальной гвардии, т.е. ополчения), и если бы Париж не удалось взять быстро…
Это «если бы» было главной проблемой. Огромный город с узкими улочками и воспоминаниями о днях революции вполне мог стать новой Сарагосой – ареной многодневных уличных боев. А если бы с тыла ударила ещё и армия Наполеона, то всё могло кончиться для союзников совсем плохо.
В общем, все зависело от настроения парижан, за которое поручиться не мог никто, и особенно сам русский царь, прекрасно помнивший ту мрачную решимость, которую проявили москвичи всего два года назад. Тем более, что командовать гарнизоном Парижа Наполеон оставил маршалов Мармона и Мортье, - того самого, что в 1812 году успел побыть военным губернатором Москвы. Однако Александр решил «перейти Рубикон» и рискнуть.
После упорного и кровопролитного боя 30 марта русско-прусско-австрийские войска овладели предместьями Парижа, а уже ночью войска русского генерала Ланжерона (того, который известен одесситам как «дюк Ришелье») овладели высотами Монмартра, с которых артиллерия могла обстреливать весь Париж.
И вот результат - в 2 часа ночи маршал Мармон подписал перемирие, регулярная французская армия согласилась уйти из города, чтобы избежать уличных боев, и союзники обещали ей не мешать.
Собственно говоря, такой договор и капитуляцией-то назвать нельзя. Да и национальная гвардия в Париже никуда не делась…
Но вот наступил полдень 31 марта. В Париж вошли союзные войска и началось всеобщее ликование. Дамы бросали в воздух чепчики, русскому царю кричали: «Виват!» Сенат Франции объявил Наполеона низложенным и учредил временное правительство, ушедшая из Парижа армия Мармона сдалась австрийцам…
Произошёл тот самый психологический перелом, который и поставил точку: 6 апреля Наполеон отрёкся от престола. Война была окончена.
И в её столь внезапном окончании, как ни крути, есть существенная личная заслуга самого императора Александра, про которого Пушкин сказал: «Он взял Париж, он основал Лицей…»
